В нашей стране есть люди, у которых «не сложилось» по разным причинам: инвалид, спился, выгнали из дома, сирота, ударили по голове – отшибло память и так далее. Во всех подобных случаях эти люди оказываются на самом крайнем краешке жизни, и не всегда понятно, как они находят в себе силы существовать дальше. Часто у них нет жилья, тёплой одежды и еды – и тогда возникает то самое унизительное чувство, когда приходится просить помощи у чужих людей. А мы, эти чужие люди, каждый раз оказываемся перед выбором – дать или не дать. И это только наш выбор, на который не может повлиять никакой закон и ничья воля. Тут мы оказываемся наедине с собственным нутром, иначе – совестью, от которой зависит наше душевное равновесие, наш покой.
В моём маленьком городе таких людей, сидящих в оживлённых точках, сравнительно немного. Все они каждый день появляются на одних и тех же перекрёстках, многие их знают в лицо и уже давно воспринимают как часть городского пейзажа, элемент своего места. Кто-то, превозмогая похмелье, просит два рубля на хлеб, кто-то продаёт герань в горшочке с отколотой эмалью, кто-то залихватски играет на инструменте.
В крупных городах таких людей значительно больше, и в огромном потоке машин, сладкой кукурузы, мыслей, свежей прессы и спелых туркменских дынь совсем-совсем перестаёшь замечать эти лица и эти судьбы. Просто не хватает времени задумываться о них, начинаешь беречь собственные силы и стараешься не растрачиваться эмоциями. Переходишь как будто на режим экономии энергии. Иначе чувствуешь – сгоришь.
Это было в московском метро. Я стояла на платформе в ожидании поезда. Вокруг очень скоро образовалась толпа, среди которой взгляд остановился на человеке без ног. Первое, что я успела осмыслить, – он занимает очень мало места в пространстве. На треть меньше, чем обычные люди. Совсем не так, как пузаны в деловых костюмах или пустоголовые качки с бессмысленным взглядом, которые пыжатся и дуют грудь изо всех сил.
Мужчина передвигался на коленных сочленениях. Стопы и голени отсутствовали, он опирался на подобие костылей. Ноги чуть выше колена и дальше были обмотаны толстым слоем липкой ленты. Одет он был в форму воздушно-десантных войск: голубой берет, тельняшка, штаны цвета хаки и рюкзак на крепких плечах. Всплыли воспоминания девичьей юности о парнях из Афганистана, которых я никогда не видела в своей деревне, о надрывных дворовых песнях про армию и репортажах по телевизору про День ВДВ. Тогда это казалось романтичным. Вот и сейчас я поймала себя на мысли: передо мной – воин. Со своей, очень страшной, историей.
Внезапно в голове пронеслось: «Ряженый?» Сразу стало стыдно. Воин же! Следом мыслями возникли ободранные цыганские вереницы с баянами и младенцами, беременные женщины с протянутой рукой в переходах, убогие попрошайки, снующие из вагона в вагон. Проще всего вызвать жалость через физическое, через то, что заметно сразу.
В это время подошёл поезд, и я оказалась аккурат между двумя вагонами так, что могла войти в любой из них. А дальше возник тот самый выбор, от которого зависело моё внутреннее равновесие. Прошло одно мгновение, но в нём сотряслась вся моя система ценностей, все те коренные жизненные установки, о которых в детстве часто говорил папа. Я совершенно осознанно дождалась, пока этот человек двинется в сторону вагона, для того, чтобы войти в другой. Что это было? Страх перед болью и страданием, который где-то под мозжечком, на уровне архетипа, сидит в голове большинства из нас? Неспособность к состраданию? Малодушие?
Но я всё пыталась сохранить в мыслях стихийно возникший благородный образ воина. Мне хотелось убедиться, что герой – настоящий, что с гордостью носит форму, что не сломился и нашёл в себе силы достойно жить дальше в государстве, где нет никакого дела до людей, которые гробили свои жизни в угоду неясным ценностям.
Я вошла в вагон метро. Это был старый вагон со сквозным окошком, через которое можно видеть, что происходит по соседству. Пристальным взглядом я старалась не потерять из виду воина за стеклом. До последнего думала и надеялась: вот он войдёт, остановится, доедет до своей станции и выйдет. Скрежет рельсов словно подрезал напряжённое ожидание. Перед глазами мелькали чьи-то плечи, профили и чемоданы. Беспокойно мигало освещение. Поезд набрал необходимую скорость. Пассажиры, наконец, расставились и приняли удобные позы. А он – пошёл. Вдоль вагона с протянутой рукой. Люди опускали глаза, словно не замечали его. Они делали свой выбор.
Не важно, кто он на самом деле, ряженый или герой. Существенно то, как мы сами относимся к чужому несчастью, насколько мы сами способны к состраданию и терпимы к другим людям, которые занимают так мало пространства, на целую треть меньше, чем остальные.
Александра Манькова
Фото Алины Голоскок
