Татьяна Сорокина из Шахтёрска: «За границей? Была! Пленницей у немецкого помещика»

— Татьяна Ивановна, а Вы были за границей?
— Да, была в Германии. Ещё ребёнком. С 1943-го по 1945-й. Пленницей у немецкого помещика…

Татьяна Сорокина, 82 года, Шахтёрск

Не перестаю удивляться душевной стойкости представителей нашего военного поколения. Узница фашистских концлагерей Татьяна Ивановна Сорокина из Шахтёрска в детстве слаще лепёшек из картофельной кожуры ничего не ела, а сегодня рассказывает об этом с улыбкой, словно о чём-то добром и светлом. Только, несмотря на улыбку, глаза всё равно наполняются слезами. Догадаться нетрудно, что улыбка — это что-то вроде защитной реакции на перенесённые ужас, голод и страх в военные и послевоенные годы. А иначе — реветь не перереветь.

Татьяна Ивановна никогда не смотрит фильмы о Великой Отечественной войне, иначе сердце давно надорвалось бы — не выдержало. К началу войны белорусской девчонке не было и четырёх лет, но её беззаботное детство тогда оборвалось безвозвратно.

Горели заживо
Уже летом 1941 года немецкие войска одну за другой занимали деревни советской Белоруссии. Под игом фашистов оказывались и города. И вместо того чтобы по утрам уплетать варёную картоплю (так в деревне Великий Бор называли картофель) с домашней квашеной капустой и огурцами из дубового чана, Танечка Беспалая (в девичестве) вместе с другими обитателями партизанского отряда ела в лесу коренья. С первых дней войны она забыла вкус яблок, груш и сухих семечек, которые в довоенные годы были для местной детворы самым любимым лакомством.

— К партизанам в лес ушли все жители нашей деревни, которые не захотели прислуживать немцам. Нас, детей, у родителей было семеро, и мы почти три года жили с другими деревенскими в одном большом шалаше. Ели что придётся: коренья разные, суп из травы и грибов.

Но это, как оказалось, было ещё не самое скудное меню в жизни маленькой Тани. Через некоторое время голод и ночные бомбёжки в лесу покажутся ей временем сравнительно спокойным. Впереди семью Беспалых ждали ещё более тяжкие испытания.

Со временем фашисты обнаружили в лесу партизанский отряд и вернули жителей обратно в деревню. После массового расстрела активных участников партизанского движения, комсомольцев и коммунистов другим жителям Великого Бора приказали разделиться: кто здоров и в силах дойти до железнодорожной станции самостоятельно — в одну сторону, а кто болен и немощен — в другую. Обещали последних довезти до станции на машинах.

— Наша семья оказалась в том строю, который под конвоем погнали до вокзала пешком. Только мы двинулись в путь, увидели, как больных и немощных загнали в сарай и подожгли. Это было страшно.

Лишь спустя годы Татьяна узнает: когда людей загоняли в сарай, одному пареньку удалось убежать и укрыться в ржаном поле. А когда он увидел, как заживо горят его земляки в сарае, навсегда лишился рассудка…

Таня — остарбайтер
Летом 1943-го колонну людей, в которой шла пятилетняя Таня, усадили в товарные вагоны. В Германию они добирались в скотских условиях…

— Моих родителей и нас, семерых детей, забрал к себе немецкий фермер. Мама рассказывала, что перед этим он долго их осматривал: проверял зубы, ощупывал, фотографировал порядковый номер на одежде.

Татьяне Ивановне повезло, если это слово здесь уместно: она мало что помнит из той нечеловеческой жизни в неволе, где собак кормили лучше, чем людей.

— Став взрослой, я впитала всё рассказанное мамой о жизни во время войны и в плену. Немец, у которого они с отцом работали на полях, относился к советским пленным как к говорящему скоту. Нас поселили в хлеву, кормили объедками, взрослых заставляли работать от рассвета до заката. От голода многие люди умирали. Я помню, как мы копались в мусорных ямах и радовались, когда находили в них гнилые яблоки. Осенью воровали на полях пшеницу, которую мама тайком запаривала для нас. Немцы, как она потом рассказывала, постоянно называли нас русскими свиньями.

Летом 1945 года советских пленных освободили союзники Красной армии — американцы, при этом вдоволь кормили оголодавшую детвору сладким шоколадом…

И тут Татьяна Ивановна перестала скрывать свою боль за улыбкой и заплакала. Причём на самом, казалось бы, радостном месте своего душераздирающего рассказа. А расплакалась бывшая узница потому, что не могла понять, почему дома после Великой Победы жить пришлось тяжелее прежнего. У детей снова пухли от голода животы, опять приходилось подбирать объедки за другими и жить в шалаше.

— Доходило до того, что оголодавшие сельчане, словно вороны, набрасывались на сдохших от болезней лошадей, выкапывали их, спеша урвать кусочек тухлого мяса…

Но, пожалуй, самым страшным послевоенным испытанием для людей, в том числе для семьи Беспалых, измученных немецким пленом, была так называемая процедура проверки. Такова горькая правда тех далёких лет: спецслужбы подозревали освобождённых из плена людей в сознательной работе на врага.

— Всех взрослых жителей деревни, в том числе моих родителей, старших братьев и сестёр, вернувшихся «оттуда», периодически вывозили в районный центр на допросы. Тех, кого подозревали в сотрудничестве с немцами, отправляли в ГУЛАГ. К счастью, нашу семью эта трагедия обошла стороной.

Ни одному из детей семьи Беспалых, которая находилась под подозрением, не удалось получить даже полного среднего образования. Татьяна Ивановна, окончив пять классов, начала свою трудовую карьеру с работы лесорубом.

Принудительный труд в Третьем рейхе стал для советских людей клеймом на долгие годы.

Хватит говорить про войну!
Видя, как Татьяне Ивановне тяжело говорить о пережитом, я с удовольствием повернула тему общения в другую, мирную, сторону.

— Татьяна Ивановна, вижу, после 8 Марта у вас много цветов. От детей и внуков? Вот как они вас любят! Давайте сделаем красивую фотографию. Доставайте из шкафа своё самое нарядное платье!

Засмущалась моя собеседница, засуетилась, но начала осматривать шкафы в поисках наряда. Ох, большой кокеткой и красавицей она была в своё время. Да и сейчас таковой остаётся. Недаром сын Александр говорит, что его отец, Николай Ефремович Сорокин, всегда ревновал маму.

— Да что ты такое говоришь, Саша? Мы с Коленькой почти 58 лет вместе прожили, и я ни разу на другого мужчину даже не взглянула.

Не захотелось обременять ткань нарядного шёлкового платья в горошек наградами, которые Татьяна Ивановна получала за свой добросовестный труд на шахте «Ударновская». Это знаки «Шахтёрская слава» и «Трудовая слава» третьей степени. Есть у неё и юбилейные медали Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов. Решила запечатлеть этого поистине героического человека просто как очаровательную женщину, счастливую маму и бабушку. Женщину, которая перенесла тяжелейшие испытания, но сохранила в себе нежность и доброту, неимоверную любовь к жизни и обаяние.

Нам, ныне живущим и унывающим от мелких невзгод, есть чему у неё поучиться. Надо признаться, что Татьяна Ивановна оказалась хорошей фотомоделью. Во время фотосессии она словно забыла всю горечь своей жизни, начала шутливо смеяться и даже кокетничать. Смотрела я на неё и думала: нет, не сломить нас, россиян, никакому врагу!

Низкий поклон вам, Татьяна Ивановна, за стойкость, мужество, верность Родине, труд на благо Отечества. Поздравляем вас с предстоящей годовщиной Великой Победы!

Снежанна Соколова
Фото автора и из архива семьи Сорокиных

НЕТ КОММЕНТАРИЕВ